Единородный Сыне

Гимн «Единородный Сыне»

Гимн звучит в начале богослужения, после первых двух антифонов. Он появился в Литургии только в шестом веке. Его автор – не монах и не священник, а вполне светский человек – святой византийский император Юстиниан. Этот короткий гимн отражает бездонную глубину Божественного Откровения, непостижимую для человеческого ума истину о воплощении Богочеловека Иисуса Христа.

Единородный Сыне

00:48

Единородный Сыне и Слове Божий, безсмертен Сый, и изволивый спасения нашего ради воплотитися от Святыя Богородицы и Приснодевы Марии, непреложно вочеловечивыйся, распныйся же Христе Боже, смертию смерть поправый, Единъ Сый Святыя Троицы, спрославляемый Отцу и Святому Духу, спаси нас!

Догматическое учение Православной Церкви – это не попытки понять Бога человеческим умом. Это средство ограждения Божественной Истины от таких попыток. Это перила на краю тропы, защищающие от падения в пропасть высокоумия, на дне которой философский образ бога подменяет собой Бога истинного. Во все времена возникал соблазн рационального подхода к тому Откровению, которое по природе своей сверхрационально. Бог не укладывается в человеческие представления о Нем, как не может бесконечность уложиться в любой конечный интервал, каким бы огромным он ни был. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8) – говорит Господь, указывая на главный орган Богопознания – сердце, не как на мышцу, качающую кровь, но как на средоточие человеческой личности, способной «по вкусу», чувством отделить добро от зла и указать путь к Богу или от Бога.

Однако, не одно только чувство, но и мысль человека должна раскрываться навстречу Истине. Все человеческое существо должно устремиться ко Христу в едином горении. Православная догматика, рождавшаяся в полемике с рассудочным подходом к познанию Бога, была призвана не рационализировать христианство, а христианизировать ум, превратить философские умопостроения в созерцание подлинной Истины. Она насыщала мысль Божественной Тайной, которая не есть какой-то секрет, но Свет бескрайний и неистощимый.

Догматические определения ложились в основу богослужебных текстов, наполняя их тем, что невозможно понять, но возможно выразить словами.

Единородный – единственный в своем роде – Сын Божий имеет совершенно особое отношение к Богу Отцу. Апостол Иоанн Богослов в первой строке своего Евангелия называет Бога Сына Словом: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). В этом утверждении Слово названо Богом и одновременно сказано, что Оно «у Бога», то есть, отлично от Отца. Это парадоксальное тождество и различие было сформулировано отцами Первого Вселенского Собора словом «единосущно». Бог Сын имеет с Отцом одну сущность, природу, являясь при этом самостоятельной личностью. Он – тот же самый Бог, но не Отец.

Бог Сын превечно рождается от Отца. Святой Дух превечно от Отца исходит. Образы рождения и исхождения не описывают детали Божественной Жизни, недоступные пониманию человека, они лищь обозначают различие между Сыном и Духом. Слабым подобием, которое может подобрать человеческий разум к соотношению Лиц Пресвятой Троицы является ум, который постоянно рождает мысль, невысказанное слово. Ум не может не рождать мысль, они существуют вместе, но различаются друг от друга, как причина и следствие. И каждая мысль имеет свой дух, ясно ощущаемый, но невыразимый словами.

Именно при участии третьего Лица Пресвятой Троицы – Святого Духа, Бог Слово входит в ткань материального мира. «Слово стало плотью» – пишет евангелист Иоанн (Ин. 1:14). Оставаясь Богом, Сын рождается в мир, принимая плоть от Пречистой Девы Марии. Она была девой до рождения Богомладенца, она осталась такой и во время рождения, и после. Бог Сын вышел из своей матери затворенной дверью, не нарушив ее девства. Мария родила человека, который был одновременно и Богом, на свет появилась единая личность Иисуса Христа, соединившая в себе Божественную природу с человеческой. Поэтому Церковь справедливо назвала Деву Богородицей – родившей Бога.

Христос рождается для того, чтобы спасти людей от проклятья греха и смерти. Совершенный человек, Он во всем подобен остальным людям, кроме греха. В нем нет того черного корня, который подтачивает изнутри каждого, приводя в конечном итоге к смерти, а следовательно, смерти во Христе тоже нет. По меткому святоотеческому выражению, Спаситель умер не потому, что родился, Он родился для того, чтобы умереть. Его смерть – результат Его свободного выбора, вольного подчинения Его человеческой воли Своей Божественной воле. Входя на крест, Богочеловек погружается в смерть, в абсолютное ничто, для того, чтобы взорвать его изнутри, наполнить Жизнью. Смертный мрак не в силах поглотить Свет Божества, он рассеивается, исчезает.

Каждая Литургия – свидетельство победы Христа над смертью. Закрытое для рассудка открыто сердцу, но лишь тогда, когда сердце само открывается навстречу Истине. Реальность приобщения Тайне доступна каждому подходящему к Чаше Бессмертия со страхом Божиим и искренней верою. О реальности ее говорят богослужебные тексты, вобравшие в себя многовековой опыт этого приобщения.

Источники: Владимир Николаевич Лосский, «Догматическое богословие»
святитель Игнатий (Брянчанинов) Аскетические опыты. Том II. «О образе и подобии Божиих в человеке»
протоиерей Олег Давыденков, «Догматическое богословие»
Иллюстрация: Герберт Норрис, «Император Юстиниан - Шестое столетие нашей эры»